УРУГВАЙСКАЯ ИСТОРИЯ. ВЫБОР (главы из
повести)
ОПЕРАЦИЯ «КАНТЕГРИЛЬ»
(Кантегриль - кварталы
обитания бедняков Монтевидео»)
***
Середина
декабря. Несмотря на утро - жара.
Аги
появилась на конспиративной квартире раньше всех, хотя была договоренность
после каждой операции не появляться там пару-тройку дней.
Но, в те времена
ещё не было такой жёсткой дисциплины. Все, пока ещё, учились,
приобретали опыт.
Через пару
часов, первым, после Аги, появился Генри Энглер – один из наших лидеров. Ещё
через час появился Сендик. Уидобро не
было и не должно было быть: он был на задании по подготовке очередной акции.
Пришёл Розекофф, подтянулись Мареналес и
Льюверас. В общем, в основе своей, почти все те, без кого не принимались
никакие решения.
Присели к
столу. Аги с блуждающей по лицу время от времени улыбкой, говорила:
- Люди не всегда понимают нас и не всегда
поддерживают. Но я знаю, что о нас известно бедноте. Я полагаю, что нам надо
организовать и провести акцию в поддержку населения. Но это должна быть не
только действенная, ощутимая поддержка, в виде чего-то материального, но,
прежде всего, политическая акция.
Все
молчали. Тишину нарушил Мареналес.
- Пока
туманно, Аги. Что ты имеешь в виду?
- Что я
имею в виду? Поясню. Я тут подумала: пора активнее привлекать молодёжь к нашим
делам. У меня есть связь с хорошими ребятами. Помните, демонстрацию рабочих
сахарных плантаций? Там была такая молодёжная группа «Хосе Артигас». Я знаю этих ребят. Они
надёжные. Их человек десять-двенадцать. Это первое.
Второе.
Если мы говорим о завоевании поддержки нашего Движения населением - надо
переходить к делу. Без народа и его помощи – мы просто кружок! Ну? Так мы будем
действовать или будем дискутировать и чего-то ждать?
Вот,
поймите: впереди Рождество и Новый год? И я думаю, вы не хуже меня знаете, что
у многих людей в доме нет даже галет.
Давайте дадим им продукты к праздникам! Как вы думаете, если они получат от нас
эту помощь – они будут нас вспоминать добрым словом? Думаю, что тогда они
охотнее будут нас поддерживать.
- Совет
одобрительно загудел, посыпались утвердительные возгласы. И лишь один Льюверас,
помолчав немного, спросил:
- Ну? И как
вы это себе представляете? Сами-то живём с голой задницей, простите. Где и как
мы возьмём те же продукты или вещи или что вы там ещё придумали?
Аги, с
улыбкой сделала жест ладонью к присутствующим и продолжила.
- Экий вы, суровый, Мануэль! Но, спокойно, друзья!
Сейчас всё поясню. Это как раз и будет третье!
Разработку плана в деталях – я беру на себя. Как только он будет готов –
представлю на рассмотрение нашему Исполкому. А пока, в общих чертах: продукты
под наш фиктивный заказ привезёт фирма
«Манзанарес» («Manzanares»). А дальше…Дальше, сами понимаете – никто никому
платить не станет, и продукты тут же будут розданы населению, оповестить
которое мы найдём способ. Не заранее, естественно, а по ходу акции, чтобы не
сорвать операцию и не возбудить раньше времени агрессию полиции: сразу, как
только прибудут машины. Мы сделаем так, чтобы в течение получаса всё было
роздано людям и от машин с продуктами не осталось и следа.
На
некоторое время воцарилось молчание. Потом Генри Энглер встал из-за стола,
прошёлся вокруг него, за спинами товарищей. Все смотрели на него не потому, что
он был почти самый главный, а потому, что уважали его за рассудительность.
Энглер
остановился за спиной у Аги и произнёс:
- Ну, что
ж, Аги, лично я полагаю, что твоя мысль заслуживает внимания. И прежде всего
потому, что такая акция имеет политическое значение: привлечение масс на нашу
сторону – одна из важнейших задач! Пусть пока и таким способом. Я – «за»!
Все
остальные, молча, подняли руки, как бы проголосовав за акцию. Поднял руку и
Мануэль Льюверас.
- Хорошо, -
сказала Аги. Дайте мне дней десять, и когда всё будет готово – я представлю вам
план действий в деталях.
- Решили, -
сказал Розенкофф. – Но надо обязательно поставить в известность Сендика и
Уидобро.
- Я всё сделаю, - уверила Агнешка присутствующих,
- всё сделаю сама…
Вечером,
когда на конспиративной квартире
появились поочерёдно Бебе и Ньято,
Агнешка рассказала им об импровизированном совещании. Они внимательно выслушали
Аги и после долгих расспросов об акции и обсуждения её деталей одобрили намерения Агнешки. Как говорится,
благословили.
И дело
пошло…
***
- Алё!..
Алё!.. – Аги уже второй день не могла дозвониться в торговую контору «Манзанарес», чтобы
заказать оптовую партию продуктов и вещей первой необходимости.
- Алё!..
Алё!..
Наконец, в
трубке что-то затрещало и щёлкнуло. Усталый и недовольный голос ответил:
Да…Здравствуйте.
Рады приветствовать вас. Компания «Манзанарес». Вы хотели что-то заказать?
-
Здравствуйте, - ответила Аги. – Слава богу, вы ответили. Скажите, пожалуйста, с
кем я могу говорить о крупном заказе на доставку продуктов и вещей первой
необходимости?
- А кто вы,
представьтесь, пожалуйста.
- Ах, да,
простите. Меня зовут Элен Роналес – смело соврала Агнешка имя из заранее подготовленной
легенды. Я исполнительный секретарь Политсовета партии радикальных либералов.
Вы, наверное, знаете – мы располагаемся
в нашем политическом клубе имени
Сетруло…
- А-а, да,
да, припоминаю. Хорошо, хоть, не в самом
«кантегриле»! Ох, как же нам не нравится этот ваш район,
«Пунта-дель-Эсте»! Кажется, это метров в тридцати от улицы, где и начинаются трущобы? Неприятное
соседство…
- Что
делать – одна из программ нашей партии помощь бедным…
- Ну,
хорошо, хорошо…Что бы вы хотели? Можете говорить со мной, я старший менеджер
компании. О каких товарах и их объёмах
идёт речь, куда бы вы хотели, чтобы мы
доставили груз? Пожалуйста, я готов записать…
Агнешка
начала перечислять всё необходимое. В её заранее подготовленном списке
были охлаждённые мясо и рыба, пирожные,
нуга, галеты, печенье, конфеты различных сортов, овощи. Среди вещевых
товаров - женские платья, и нижнее
бельё, мужские сорочки и брюки, детская одежда, ранцы, тетради и карандаши….
Менеджер
внимательно выслушал Аги, записал заказ и спросил:
- Вы себе
ясно представляете, сколько всё это будет стоить?
- О, да,
конечно же! Это обсуждалось на нашем Политсовете, и было утверждено. Деньги мне
уже выдали из партийной кассы…
На другом конце провода чувствовалось какое-то оживление: слышался
какой-то неясный шёпот и плохо различимые, но всё-таки понятные обрывки чьих-то
фраз о том, что это удача – такой куш! – надо соглашаться…
- А как вы
собираетесь оплатить товар? Через банк? Тогда имейте в виду, что мы к Рождеству просто не успеем, потому, что пока
не придёт платёж – товар передать вам мы не сможем.
Аги не
стушевалась. Тем более что заранее знала, как отвечать на вопросы по оплате.
- Ну, я
думаю, от такой суммы наличными вы не откажитесь. А если вы лично позаботитесь
о том, чтобы грузовики успели прибыть в назначенное время – гарантирую вам, что
вознаграждение наличными получите и вы.
- Ого! –
раздалось на том конце провода. – Вы весьма любезны! Думаю, мы договорились.
Тогда только уточнения: о какой сумме идёт речь? – менеджер явно не хотел при
посторонних говорить о сумме своего
личного вознаграждения и поэтому говорил, как бы об общей сумме оплаты за груз.
Но Агнешка
очень хорошо поняла его. Моментально сориентировавшись, она ответила.
- Думаю,
сумма будет такой, что вы просто не сможете от неё отказаться…
- Ага! Ну,
что ж! Тогда второй и последний вопрос: чьи люди будут разгружать машины?
- О, об
этом не беспокойтесь! Мы всё сделаем сами и быстро. Деньги за груз, наличными
прямо на месте. И не забудьте взять с собой пару человек из охраны. Так, на
всякий случай: всё-таки кантегриль рядом, а эти люди…Ну, в общем, вы понимаете.
- Спасибо,
вы очень любезны! Надеюсь, что наше сотрудничество будет удачным и впредь:
давненько мы не получали такого заказа, да ещё и за наличные. Машины будут
вовремя. Ваш заказ принят, всего наилучшего!
- Вам
спасибо. Не беспокойтесь, мы вас встретим. Всего доброго!..
***
Следующие
два дня по заданию Аги группа
«Хосе Артигас» изучала
кантегриль,
Пунта-дель-Эсте
и его окрестности. Выбирали пути рассеивания участников акции после её
завершения. Рядом были полицейские посты, которые работали последнее время в
режиме патрулирования. Правда, в кантегриль они не совались: это могло для них
кончиться плохо. Но зато, они постоянно тёрлись на прилегающих к трущобам
улицах.
Когда Аги
доложили об этом, она задумалась. Но решение пришло само собой…
***
Двадцать
четвёртого декабря, в восемь сорок пять, в небольшой магазин смешанных товаров,
что на углу улиц Второго февраля и Пуэсто дель Сол вошла женщина в одежде
католической монахини. Она довольно долго приценивалась к
продуктам и вещам, подходя то к одному прилавку,
то к другому. Видно было, что женщина никуда не торопится и озабочена только
тем, что ей не удаётся найти что-то из того, что бы ей хотелось приобрести. И
только уж очень наблюдательный человек мог бы заметить, что она изредка и
осторожно посматривает в окна, на улицу,
примыкающую к крылечку парадного входа в клуб имени Бенито Нардоне Сетруло. Но
её улыбка отвлекала внимание, и вряд ли кто-нибудь заметил бы её осторожные
взгляды. Мог бы и заметить, но не заметил…
Ровно без
двух минут девять на повороте улиц Эль
Фаро и Эль Каррехо появились три грузовика. Тяжело нагруженные фургоны шли
медленно и были похожи на большущих черепах. Подъехав к входу в здание клуба,
они остановились. Водители фургонов
моторов грузовиков при этом не глушили. Из последней машины вышел
плотного телосложения человек, одетый в синий комбинезон, в куртке такого же
цвета с надписью «Манзанарес».
У крыльца
клуба стояли двое молодых парней и с ленивым видом курили. Рядом стоял
микроавтобус с табличкой за лобовым стеклом: «Клуб Бенито Нардоне…».
-
Здравствуйте! Вы не из клуба?
- Да. А вы
из «Манзанарес»? Тогда это к нам: пройдите в салон автобуса – там вас ожидает
наш секретарь. Сами понимаете: стоять на улице с таким деньжищами – неразумно.
- А-а, ну,
да, ну, да. - И ничего не подозревающий менеджер, обуреваемый жаждой получения
вознаграждения, открыл дверь в салон микроавтобуса, где его приняли два
здоровенных парня из группы обеспечения акции.
Одновременно
исчезли в переулке сопровождающие и водители из всех трёх машин. Их место
моментально заняли ребята из «Хосе
Артигас».
Микроавтобус
проехал к переулку и остановился, чтобы забрать остальных работников
компании «Манзанарес». А потом, спокойно,
чтобы не привлекать ничьего внимания визгом покрышек, как это бывает с
сорвавшимися с места авто, выехал на перекрёсток и по улице Виразон спокойно поехал к берегу моря.
Тем временем грузовики потихонечку, чтобы
тоже не привлекать внимания, покатили в первую попавшуюся улицу кантегриля.
Грузовики
заехали в трущобы довольно далеко. Охрана грузовиков – по двое в кузове каждого
- ощутила на себе расторопность и убедительность работы волонтёров группы «Хосе Артигас». Они успели настолько хорошо поработать среди
обитателей одного из беднейших кварталов
столицы, что никого зазывать, чтобы разобрать груз из автомашин
«Манзанарес», приглашать не было
необходимости: в течение получаса грузовики опустели! Не осталось ни крохи, ни
нитки! Не понадобилась и группа, предусмотренная Аги для разгрузки машин!
Люди
радовались, хотя, конечно, среди них не было ни одного, кто не понимал бы, что
это банальнейшее ограбление собственников товара. Но кто об этом думает, когда
нечего есть и нечего надеть, когда на носу праздники, а в кармане - ни песо?
…В уличном
кафе при магазине, что на углу Второго февраля и Пуэсто дель Сол сидела с
покупками католическая монахиня. Она пила кофе, смотрела вдоль улицы, туда, где
начинаются кварталы кантегриля и загадочно улыбалась…
Грузовики,
тем временем, отправились в путешествие по улицам города, которое через полтора
часа закончилось возле тихого скверика,
на улице Калле, 4. Никто так потом и не
смог сказать полиции, как они сюда попали и кто их пригнал…
Водители и
менеджеры компании «Манзанарес» - должны были быть высажены на скалистом берегу Пунта-дель-Эсте. Хотя…
Водитель
микроавтобуса потом, по случаю, рассказал кому-то, что не выполнил распоряжение Аги. Вместе с
товарищами из конвоя, сопровождавшего работников «Манзанарес», он заставили
менеджеров раздеться до трусов, забрал одежду
и оставил умоляющих его о милости и причитающих от страха бедалаг, на
скалистом берегу. А водителей снова усадил в автобус и отвёз в центр города,
где их мирно и высадил: всё-таки свои, работяги!..
***
…Было тихо
и спокойно. Что сказать? Выходной день, и многие ещё, что называется, «чистили
пёрышки». Но только не в кантегриле…
В десять пятнадцать, монахиня, что пила кофе в
кафе, у магазинчика, взяла пакеты с
покупками и, как бы прогуливаясь, медленно, пошла в сторону перекрёстка.
Там она повернула на улицу Эль Трингвете и затерялась, как будто её никогда здесь и не было…
Через два
дня, как это и было положено по
установленным в Организации законам конспирации, Аги докладывала результаты
операции на Совете (Исполкома тогда ещё не было) Все были веселы от удачи и от
подробностей, которым Аги делилась щедро
и с юмором.
Полиция
сбилась с ног. А молодёжная группа
«Хосе Артигас» успешно прошла своё
первое крещение делом. Вскоре она стала частью одного из первоначальных
ядер «Тупамарос»…
Из главы
«ОПЕРАЦИЯ РАДИО
САРАНДИ»
Четырнадцатого
мая Аги и Альваро представили план операции «РАДИО САРАНДИ» на Исполкоме. И его члены, помучив
обоих многочисленными вопросами, план одобрили. До акции оставалось два дня, но
её подготовка продолжалась: отшлифовывались детали операции…
***
В день
матча Монтевидео и вся страна замерли в ожидании футбольной феерии. Да, футбол
в Уругвае – религия! Люди уже с утра – конечно, те, кто мог себе это позволить
– ходили с портативными радиоприёмниками: ни дай бог пропустить какую-то важную информации о предстоящем сражении, о
командах! Мало смотреть игру, надо ещё и слышать комментатора – так делали все.
И для заядлых болельщиков это было важно!
И вот
наступил ранний вечер. Комментаторы «захлёбывались» глаголами и эпитетами в
предвкушении сладостных минут игры, стадион «Сентенарио» визжал от восторга,
вокруг него ходили, без преувеличения,
сотенные и даже тысячные толпы неудачников, не попавших на стадион: ими были
запружены все близлежащие кварталы! И все, почти все, были с «транзисторами», только-только входившими в
обиход! И конечно те, кто остался дома, «прилипли» к радиоприёмникам и
телевизорам. Ну, а на теле-трансляции в те времена могли рассчитывать лишь люди
с определённым достатком. И среди бедняков таких почти не было. Даже из
радиоприёмников припаркованных машин слышался шум, нет, гул и визг знаменитого
стадиона, и казалось, что гудит и визжит весь мир!
Матч
проходил напряжённо. Но ещё большее напряжение испытывали все те, кто участвовал
в операции, находясь в готовности к действиям.
Над
стадионом начали сгущаться сумерки, зажглись прожектора освещения. Начался
второй тайм, и «Насьональ» проигрывал со счётом ноль один. Охранники соседней с
офисом
«Саранди»
лесопилки и работники завода «Чирингчелли», находящиеся на смене, прильнули к
радио.
Через
пятнадцать минут после начала второго тайма, сделав последние виражи по городу,
грузовичок «Форд» останавливается на
приличном расстоянии от офиса радиостанции. Из машины выходит влюблённая
парочка, и вряд ли кому-то приходит в голову, что это не влюблённые, а
наблюдатели за парадным входом в офис «Радио Саранди».
«Форд»,
«чихая и кашляя», уезжает и исчезает из вида. Но через некоторое время
появляется в трёх кварталах от офиса радиостанции, из-за поворота. Из его
закрытого кузова выходят ещё восемь человек, которые разбившись попарно и
рассредоточившись по разным сторонам улицы, движутся по направлению к офису
«Саранди». В это время, находящиеся в кабине «Форда» Ноло и Туссо, подъезжают к офису и
останавливают машину прямо у парадного входа.
Вдруг из-за
поворота появляется патрульный полицейский автомобиль и дальним светом освещает и улицу, и
припаркованные у тротуаров машины. Кабина грузовика заливается светом.
- Тихо, не
дёргайся! – зашипел Ноло и, навалившись всем телом на Туссо, вцепился мёртвой
«засосной» хваткой в губы Туссо, так, что со стороны они выглядели
целующейся влюблённой парочкой. Но так
думали они, а не полицейские, которые всё это видели.
То ли от
неожиданности и изумления, то ли от испуга, Туссо даже и не оказывал никакого
сопротивления. Только глаза его
выпрыгивали из орбит.
Парочка
полицейских в машине, проезжая мимо грузовика, смеялась так, что казалось, было
слышно во всём квартале! В промежутке между приступами смеха старший
полицейский, давясь спазмами весёлого возбуждения и вытирая с глаз слёзы, еле
проговорил:
- Проклятые
педики! Уже и в припаркованных автомобилях ничего и никого не стесняются! Без
зазрения совести! Скоро и сношаться будут! Ой, мамочка, роди меня обратно!
- Давай
подъедем к ним, - предложил второй полицейский, умирая от смеха.
- Ты
думаешь? - спросил старший сквозь смехотворные спазмы.
- А-а!
Ладно, чёрт с ними! Они тоже люди! А то весь кайф им обломаем! Пусть
наслаждаются…
И полицейские,
снова расхохотавшись, помчали свою машину к стадиону - надо было усиливать
патрулирование в том районе: матч потихоньку подходил к концу.
Всё это
время ни Туссо, ни Ноло не могли прийти
в себя. Туссо сидел, как оплёванный, потому, что был нормальным, гордым
мужиком. Только рот его никак не мог закрыться.
А Ноло
буквально сполз вниз, под руль, и просто задыхался от хохота!
Какое-то
время им понадобилось для того, чтобы опомниться и привести себя в порядок. И
когда это произошло, Туссо на полном серьёзе сказал:
- Ну,
знаешь! Я этот, твой поцелуй, буду помнить всю свою жизнь! Я сначала обиделся,
пока не понял, что ты нас спас. А теперь…
Ноло опять
расхохотался и снова сполз с сиденья.
Успокоиться он не мог минут пять.
Но время
шло, и надо было действовать.
Наконец,
они вышли из машины.
В тот же
момент из офиса вышел мужчина и
направился к Ноло и Туссо. Они застыли в ожидании.
- Добрый
вечер! Я диспетчер «Радио Саранди». Не могли бы вы отогнать грузовик от
парадного входа. Это наша территория, а по нашим правилам здесь стоять нельзя.
Туссо
несколько растерялся, но выручил Ноло. Он вообще был более находчив, потому и
был назначен старшим ячейки.
- Да, мы бы
с удовольствием, дружище! Но у нас бензин кончился! Может, поможешь? Нам бы
хоть до заправочной станции доехать, а?
Диспетчер
пожал плечами.
- Да, рад
бы парни! Но у нас бензина нет, и не бывает…
В это время
из-за обоих видимых углов здания к
парадному входу офиса и к диспетчеру одновременно подошли люди Альваро,
вооруженные автоматами.
- Тихо,
тихо дядя. Поворачивайся к нам и пошли в офис. И без глупостей: они могут плохо
кончиться и для тебя, и для твоей семьи. Радиостанция захвачена тупамарос.
Будешь орать – прирежем, побежишь - пуля догонит.
Диспетчер
без сопротивления и лишних слов повернулся и под присмотром комбатантов
смиренно и обречённо направился в здание. Но видно было, что он «стреляет»
глазами по сторонам и лихорадочно ищет выход из положения.
Группа
атаки зашла в зал трансляции. Стволами автоматов комбатанты показали, кто
теперь хозяин положения. Потом, уложили троих, находящихся в трансляционном
зале сотрудников, включая диктора, на
пол.
Другая
группа с автоматами начала своё дежурство у здания и прилегающих домов. Связь
была хорошая по качеству и непрерывная. Хотя…Какие там дома на трассе: так,
пара-тройка хибар-развалюх через дорогу,
да три-четыре домишко вокруг офиса.
Неожиданно
в зал вошёл дед-сторож. Увидев всё, что происходит, дедок, как бы отстраняясь жестом ладони от ситуации, сам
подошёл к лежащим на полу сотрудникам радио и, кряхтя, опустился сначала на
колени, а потом и вовсе лёг рядом с теми, кто уже лежал на полу с руками за
головой.
В это время
диспетчеру стало плохо, и он попросил
оказать ему помощь. Сопровождавшая группу атаки Сонриса, с медицинской сумкой, дала
ему какие-то таблетки и стакан воды, после чего диспетчер очень быстро уснул,
прямо тут же, на полу.
Да-а-а… На
бумаге всё просто. А жизнь вытягивает свои вопросы в линеечку. И на них надо
отвечать. Вот и сейчас, «супер инженер» по радиотехнике никак не мог
разобраться в многосложной трансляционной аппаратуре. Он сидел в кресле за
пультом управлении, и на его лице не было уверенности.
Альваро
подошёл ближе к пульту.
- Торнилло,
давай уже, определяйся скорее! У нас нет времени на раздумья: каждая минута
дорога. Не забывай, что всё должно прозвучать несколько раз. Причём, во время
трансляции нас тут быть уже не должно. Соображай, соображай же быстрее!
Торнилло, в
действительности не радиоинженер, а радиолюбитель, потел, морщил лоб и никак не
мог понять, где же на такой вот, классной аппаратуре, заправляется
магнитофонная лента. Аппаратура гудела, щёлкала, лязгала. Но магнитофонных
бобин видно нигде не было. Путь от теории к практике показался таким длинным,
что Альваро стал нервничать.
Но,
наконец, Торнилло, кажется, нашёл, за какой крышкой находится студийный
магнитофон, и стал ставить бобину. Ещё
минут пять, пощёлкав переключателями и определяясь где и какой находится,
Торнилло, наконец, произнёс:
- Готово!..
С его лба
градом тёк пот, и казалось, что он только-только вышел из-под душа. Причём, под
душ он попал в одежде.
- Включай!
– Альваро махнул рукой, как будто находился от пульта, по меньшей мере, на
расстоянии ста метров.
Раздался
щелчок переключателя, и послышались
первые нотки «Cielito» , песенки, которую тупамарос сделали своим гимном: она
предваряла сообщение.
Альваро
связался по телефону с кафе возле
«Сентенарио». На том конце провода ответили.
- Всё
прекрасно, трансляция идёт! Слышимость чёткая!..
Теперь и
Альваро, и Аги, ждавшая его в машине за
четыре квартала от здания «Радио Саранди», были уверены: первая часть операции
прошла успешно.
Монтевидео,
вся страна слышали чистый и чёткий сигнал радиосообщения о том, что «Тупамарос»
живёт и борется за счастье народа, за его лучшую долю, «Тупамарос» заявило о
себе во весь голос, на всю страну и на весть мир! Из всех радиоприёмников,
чисто и громко, звучало обращение к людям.
«Внимание! Внимание!
Слушайте заявление
Национально-освободительного движения «Тупамарос». В настоящее время мы ведём
нашу передачу с контролируемой нами
радиостанции. Мы делаем это для того, чтобы уругвайский народ не терял надежды
на лучшую жизнь и понимал, что
существует сила, способная спасти страну от экономического упадка и политических
репрессий, от нищеты и несправедливости.
За прошедшие годы на
плечи уругвайских трудящихся тяжким бременем легли экономические невзгоды,
страна погрязла в социальном неравенстве.
Девальвация, до которой
довели страну власти, промышленники и латифундисты, как никогда обогатила их, как никогда снизила доходы рабочих и
сельских тружеников. Снижение заработной платы трудового населения страны более
чем наполовину, подтверждается не печально известными статистическими бюро
страны, бессовестно обманывающими людей, а результатами работы аналитической
службы «Тупамарос».
Народ Уругвая
протестовал на демонстрациях и митингах, устраивал забастовки. Но все его
протесты встречались властями беспрецедентными мерами подавления, с раненными и убитыми,
арестованными и пропавшими без вести. Всё это власть называет «мерами безопасности».
Сегодня в тюрьмах и
полицейских участках томятся и подвергаются пыткам десятки и сотни мучеников,
боровшихся за улучшение жизни простого народа. Их мучения будут отмщены, их
дело будет продолжено нами до победы, а преступления властей против народа не
останутся безнаказанными.
Присоединяйтесь к
Национально-освободительному движению! Следуйте за «Тупамарос»! Боритесь вместе
с нами за лучшую долю и счастье людей!
Да, здравствует народ и «Тупамарос»!
Всё это время
два минёра-тупамарос работали не покладая рук, выполняя свою часть плана:
каждому из лежащих на полу сотрудников радио, на спину была закреплена
камуфляжная «мина». Ноло мельтешил рядом
и свирепым голосом предупреждал:
- …и не дай
бог, кто-нибудь из вас шевельнётся! Жить хотите? Тогда лежите смирно до приезда
войсковой группы разминирования! Туссо – вставляй взрыватели!
Туссо
становился на колено возле каждого лежащего на полу и, держа в руках устройства
имитирующие взрыватели, показывал их каждому заложнику, а потом вкручивал эти
«взрыватели» в каждую камуфляжную мину. Но, заложники были напуганы до такой
степени, что правдоподобность минирования сомнений у них не вызывала.
Опутанные
проводами, с муляжами мин на спинах – так они и лежали, дрожа от страха.
Между тем,
трансляция сообщения успешно шла и, завершившись, начиналась снова. Так было
задумано, и магнитофонная запись в этом помогала.
Дело было
сделано, и настало время уходить. Все
двери плотно закрыты. Последние штрихи: Ноло устанавливает перед входом в офис
плакат с сообщением:
«Офис и находящиеся в нём заложники
заминированы!
Любая попытка взлома дверей,
отключение и включение электричества
приведёт к взрыву и гибели людей!».
Альваро по
рации связался с грузовичком, и через две минуты тот медленно подкатился к
парадному входу здания.
- Уходим! -
скомандовал он, - быстро, быстро, быстрее, ещё быстрее!..
Первой в кабину
«Форда» запрыгнула Сонриса, затем, в последнюю, оставшуюся
незаблокированной «минами» дверь офиса, проскользнул «горе-радио-инженер»
Торнилло. Через некоторое время, смешно выглянув из-за двери и еле шевеля
«окорочками», двинулся к машине раздобревший
Туссо. Тут же, за ним, шутливо шлёпнув
ладошкой по ягодице недавнюю «невесту» и злорадно хихикнув, торопился
Ноло. Он и здесь находил время посмеяться и пошутить над товарищем.
- Всем
внимание! Готовность к выезду! – объявил по рации Альваро. – Передавая группа:
на трассе дистанция от пятидесяти до ста метров
от меня – головная машина. Группа прикрытия следует за мной – дистанция
в пределах двадцати пяти-тридцати метров. Применения оружия избегать, применять
его только в случае крайней необходимости. В точке рассредоточения – каждый
продолжает движение в своём, установленном ранее, направлении. Меры
предосторожности и пункт сбора – всем известны. Внимание: начинаем движение.
Поехали!..
Что
ж…Задачи были всем поставлены чётко и ясно. А, как известно – как задача
ставится, так она и выполняется. Хотя…Конечно, бывают и частности, и сложности…
«Грузовичок»
рявкнул на перегазовке и медленно выкатился на почти неосвещённую трассу Симона Мартинеса. Первая машина мигала
из кузова зелёным огоньком фонарика: это был сигнал того, что всё в порядке.
Мигание красным огоньком фонарика означало опасность. Точно такие же фонари
имела и сама машина группы атаки, и машина группы прикрытия.
Ещё минут
двадцать они кружили по городу, проверяя,
нет ли за ними «хвостов». И всё это время в эфире повторялось их радио-воззвание:
трансляция не прекращалась. А это означало, что до помещения студии полиция
пока не добралась…
Тем
временем к офису «Радио Саранди»
подъехали полицейские патрули. Казалось, что они собрались со всего Монтевидео
и пригородов, бросив обеспечение футбольного матча! Все – и полицейские, и
прибывшие гвардейцы - были вооружены до зубов! Ещё бы! Мало того, что под носом
у властей произошёл захват святая святых – частичка пропагандистской машины!
Так эти тупас ещё и заминировали офис
радиостанции таким количеством страшных мин, что представить себе невозможно,
чтобы случилось, если бы, хоть одна из них, взорвалась!
Полицейские
толкались рядом с офисом, кто - молча, кто - обсуждая ситуацию. Но никто не
знал, что делать дальше. Тем временем, магнитофонная плёнка с радиообращением к
народу всё крутилась и крутилась. Полицейские начальники скрипели зубами, а
мины – если б они только знали, что это муляжи! – продолжали делать своё дело!
Но команда разминирования всё не прибывала. Что поделаешь? Обычная уругвайская
неторопливость, если не сказать «маньяна»! Да-а-а…Уругвай…Страна, переполненная
медлительностью и пофигизмом…
- Я только
что со стадиона «Сентенарио». Эти вонючие собаки, тупасы! Пришлось взорвать
пилоны, на которых были развешены репродукторы. Слава богу, что к ним были
прикреплены ненастоящие мины. Эти скоты решили нас обмануть: там были муляжи.
Но дело сделано – пилоны взорваны, придётся восстанавливать…
- Ладно,
Алехандро, не волнуйся! Не нам же восстанавливать. В городе есть, кому этим
заняться. Тут вот, дела похуже – тоже всё заминировано. Что там пилоны? Видишь,
какое здание? Это тебе не пилоны!
- Так
может, как и на стадионе, муляжи, господин полковник? – Гонсалес с надеждой
посмотрел сначала на своего начальника, а затем на полицейских и городских
гвардейцев, которые пялились на своих начальников и улыбались: мол, ну,
давайте, начальнички, действуйте, думайте! А то стоите тут, как на перекуре!
- А ты
попробуй, войди, - зло улыбнулся и хмыкнул Сибрано, - может, повезёт? Или опять
взрывать? Так ведь здесь тогда всё взлетит на воздух! - И полковник, приподняв
голову, показал глазами в темнеющее небо, как показывают, когда имеют в виду
бога.
Гонсалес
снял фуражку, достал платок и стал вытирать лысину, шею и лоб от обильного
пота.
- Ладно,
отойдите все подальше, я посмотрю, что там… - И он пошёл было к двери офиса, но
Сибрано остановил его, схватив за рукав кителя.
- Не дури,
Алехандро! У тебя что, совсем крыша съехала? Сейчас приедет группа
разминирования и всё станет ясно.
Но Гонсалес дёрнул рукой, высвобождаясь от
заботливой хватки своего заместителя, и решительно направился к двери. Все
застыли в онемении: никто и предположить не мог, что всегда осторожный
начальник полиции, имевший репутацию человека не очень-то решительного, сделает
подобный финт.
И
воцарилась бы гробовая тишина, если бы не продолжающаяся трансляция: магнитофон
и аппаратура работали как часики.
Гонсалес
подошёл к двери офиса, приседая, кряхтя и рассматривая, навешанные и
пришпандоренные к косякам муляжи мин, зачем-то нюхал их, опять приседал,
рассматривая щели в нижней части двери, снова вставал. В стане стоящих далеко в
стороне полицейских и гвардейцев раздался нервный смешок. Кто-то полушёпотом пошутил:
- Будем
есть жареную поросятину! И паррижи не надо! Ловите мяско с сальцем!
- Да тише
ты, придурок! Услышат же!..
Всё было
в дыму, ибо внутри связки взрывпакетов
была ещё и дымовая шашка.
Все, кто
был очевидцем «стремительного взлёта,
полёта и приземления» начальника полиции Монтевидео сначала оторопели от
испуга. Но поняв, что произошло, уже через минуту гоготали так, как не гогочут
и домашние гуси у кормушек! У всех были слёзы на глазах. К Гонсалесу подбежали
несколько полицейских и Сибрано.
-
Алехандро, Алехандро! – давясь от смеха, тормошил своего начальника Сибрано, –
ты живой, ты живой? Как ты, как? Твою мать! Какого … какого ты туда попёрся,
клоун!? – уже не выдержав и хохоча во всю глотку, выдал тираду Сибрано.
Гонсалес
лежал ничком, брюки и трусы в районе ягодиц были напрочь сорваны, а там…там виднелись пара веточек кустарника и
колючки, глубоко, как иглы, впившиеся в «седалищные мышцы»! Вокруг стоял гвалт:
хохотали все до мочеиспускания! А Гонсалес смотрел растеряно и безумно, как бы
в никуда, и ничего не мог понять, отчего хохот вокруг только усиливался.
- Ну, -
задыхаясь от смеха, кое-как, проговорил
Сибрано, - есть ещё желающие испытать судьбу и получить счастье в задницу?
Полицейские
и гвардейцы снова взорвались продолжительным безудержным хохотом...
***
Тем не
менее, футбольный матч уже закончился, а радиотрасляция продолжалась. И Сибрано
никак не мог решить, что делать: группы разминирования всё не было, а варианты
с раненными в задницу полицейскими его не устраивали. Наконец, к нему подошёл
некий сержант Родригес и предложил перерезать электрический кабель, питающий
офис «Саранди».
- Да-да,
Родригес! Ты хоть и сержант, а дурень несусветный! И одновременно и умный же
ты, зараза! Найди телефон энергокомпании и передай им мой приказ обесточить
здание, понял? – Так Сибрано присвоил себе мысль о том, как решить вопрос.
Родригес
куда-то мгновенно испарился, а ещё через десять минут всё было кончено: в офисе
погас свет, и перестала работать трансляция. Но ещё четыре раза собравшиеся
возле здания «Радио Саранди» полицейские и гвардейцы слышали хлопки взрывов
связок взрывных пакетов. Но все уже понимали, что никакой особой опасности они
не представляют.
***
В половине
двенадцатого ночи Мигель сидел у своего письменного столика. Мягкий и приятный
свет небольшой зелёной настольной лампы освещал тетрадь, в которой мальчик писал какие-то формулы: футбол – футболом, война –
войной, а человеком становится надо, надо учиться.
Осторожно,
едва слышно, заскрипел ключ в замочной скважине, и так же тихо открылась и
закрылась входная дверь. По лёгкости знакомых шагов Мигель понял: мама.
- Привет,
сынок, как ты тут, мой хороший, у тебя всё в порядке?
-
Здравствуй, мамуля! - Мигель обнял мать и поцеловал её в щёку.
- Ты уроки
сделал?
- Да, мам,
вот дописываю, пара минут и всё будет готово.
- Ну, и
умничка. А есть хочешь?
- Нет, мам,
спасибо, меня накормили ужином у Рамоса. Мы ели много жареной рыбы, разной, так
что я сыт, - соврал Мигель. Он давно уже понимал, что такое ложь во благо. Ибо
не было в доме в этот вечер ни крошки, и вряд ли мать принесла бы что-то
поесть, потому, что крутилась по городу, проверяя, нет ли за ней слежки. Мигель
понимал всё, иначе бы он не был сыном своих родителей.
- А что ты
делал сегодня вечером, чем вы с Рамосом занимались?
Ну, не мог
он солгать матери, не мог! Разве мог он не поделиться с ней своим счастьем?
Ведь он смотрел замечательный, любимый им
футбол! Да ещё и на стадионе «Сентенарио»!
- Так ты
всё слышал, всё знаешь?
- Да, мама,
слышал, знаю.
Агнешка
помолчала немного. На её улыбающемся и
красивом, но усталом лице блеснули глаза: не умеют женщины скрыть свою любовь к
детям. Да, и зачем её скрывать?
- Как игра?
Кто выиграл?
- Эх,
мамуль, продули наши! Но зато, как играл «Насьональ», как они играли, мама! Ты
бы видела! Аргентинцам просто повезло, что не пропустили, как минимум, пять
«штук»!
- Так, а
счёт-то, какой, Мигги? – настойчиво заводила Мигеля Агнешка, которой футбол, по
большому счёту, был, как в народе
говорится, «по барабану».
Мигель
опустил голову, как будто в проигрыше своей команды был виноват он, и только
он, и тихо произнёс:
- Один два,
мама, мы проиграли…- Сказал так, как будто этот проигрыш стал позором всего уругвайского футбола. - Но знаешь,
мамуля, что я тебе скажу? Какое мне дело до каких-то двух мячей
«Эстудиантеса», если «Тупас» забили правительству такой шикарный гол!?.
Из главы
ТРУДНЫЕ ДНИ
ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОГО
***
Солнечным, прохладным утром за
четыре квартала от дома, Альваро и Аги уже сидели в кафе «Бальсадор» и пили ароматнейший галапагосский кофе, запах которого стоял в
прохладном зале кафе и дурманил голову.
Завершив эту приятную процедуру, они
расплатились и вышли на дорогое мраморное крылечко.
Галантно поклонился швейцар. Ну, положено, что
тут! Ещё бы! Не поклониться такой очаровательной и шикарно одетой паре!
На Аги было нежно-розовое, чуть ниже колен,
платье, ослепительно сияла на шее газовая, того же цвета, что и платье, но с
вышивками «под золото», косынка. Альваро блистал в шикарном, от «Loro Piana» костюме бежевого света, в светло-зелёной рубашке без
галстука.36 Жаль было, но всю эту красоту пришлось прятать
под верхнюю одежду: с июня по август в Уругвае демисезонный период. И потому
Аги пришлось надеть лёгкое полу манто, а Альваро – красивую, лёгкого покроя,
ветровку. Всё-таки и на солнце воздух прогревался не более чем на семь-восемь
градусов.
И всё равно, они выглядели, как со свадебной
картинки модного журнала – молодые, красивые, улыбающиеся, источающие
благополучие и счастье!
Через несколько секунд к крыльцу подъехал
белоснежный «Ford Mustang», за рулём
которого был с иголочки, одетый в униформу, водитель. Он галантно открыл дверцу
автомобиля и в поклоне пригласил пару
присесть на шикарные кожаные сиденья.
«Мустанг»
рванул с места и вскоре скрылся за поворотом.
Швейцар
снял униформенную пилотку и, глядя вслед скрывшейся машине,
восторженно пробормотал:
- У-у-х,
и живут же люди!
Потом,
вошёл в полупустое кафе и присел на скамеечку возле входа – там было его
постоянное место. Что ж! Каждый должен знать свой шесток!
И
невдомёк, ему было, что молодая пара –
обычные, небогатые люди, и автомашина, которую пригнал к заданию «автогений» Организации, Мишель Рассер, француз по
национальности, загнанный в Уругвай нелёгкой судьбиной, взята напрокат…
Когда Альваро и Аги подъехали к кантону – на его
огороженном участке уже стояли несколько шикарных и не очень шикарных
автомашин. Рассер припарковал «Мустанг». На низеньком крылечке дома, с
аккуратными резными перилами, выполненными в неизвестном, но красивом и ажурном
стиле, стоял и посмеивался Эф.
- Привет, неразлучные! Как доехали? Я вижу
«лошадь» у вас добрая! А мы уж так, «на волах»!
Альваро молчал, понимая, что он среди главных
руководителей. А Агнешка с серьёзным видом, парировала, негромко, но доходчиво
и поучительно:
- Многим из нашей «камарильи» надо бы поучиться
открытыми глазами смотреть в действительность,
и не жалеть денег, когда дело касается… Ну, в общем сами знаете чего.
Аги определённо намекнула на несоблюдение некоторыми
руководителями правил конспирации. Мол, в район, где бывают только богатые, не
приезжают на непрестижных авто, ибо это может вызвать кривотолки, а значит, и
подозрения.
Однако Эф продолжал посмеиваться:
- Ладно-ладно, конспираторы! Давайте поторапливайтесь,
заходите!
Альваро, в свою очередь, взглядом окинул
территорию – ему ещё не приходилось здесь бывать. Он знал это место только по
рассказам Аги. Но сразу отметил на территории шестерых, плохо «шифрующихся»,
сотрудников безопасности из свиты Ньято и подумал, что так плохо не организовал
бы охрану кантона. «Надо будет сказать об этом Уидобро».
В небольшом помещении было уютно, чисто. Только
самая необходимая мебель. Но всё ухожено и красиво. Работал кондиционер.
Хотя…Зачем он был нужен: стоял конец июля, почти зима, и на улице было
прохладно.
Многие из
руководства уже сидели в креслах, расставленных вдоль стен. Некоторых, в
том, числе Сендика, ещё не было. Какое-то время переговаривались, молчали,
снова переговаривались.
Наконец, в одиннадцать, распахнулась дверь,
вошли Бебе, Ньято и ещё несколько товарищей. Позже, когда уже шло
совещание, Альваро по привычке посчитал
присутствующих и отметил их в своей памяти: Сендик (Бебе), Уидобро (Ньято),
Эфраин Платеро, Мухика, Мареналес, Розенкоф, Сафарони, Льюверас, Саенс,
Альмиратти, Перес, Бидегайн, Грахалес, Люсия Тополански…
В тот момент он подумал: «Ого! Такое
представительство? Интересно, что же это будет за вопрос такой рассматриваться?
Но раз мы все здесь – значит, что-то очень важное! «Руководство по конспирации»
вообще-то запрещает руководителям собираться всем в одном месте, да ещё в таком
составе!».
Но гадать - уже не было времени. Встал Эль Бебе и начал говорить. Без формальностей.
Только Люсия Тополянски записывала то,
что говорили присутствующие. Альваро так никогда и не узнал, каким образом она
успевала записывать то, что так быстро говорили присутствующие. Просто в то
время он понятия не имел о существовании стенографии.
Эль Бебе поднял ладонь, как бы требуя внимания
присутствующих, и начал говорить. Он напомнил основные цели Движения и методы
их достижения. И потому, как он плавно перешёл к анализу результатов этих
методов, стало ясно, что он будет предлагать что-то новое.
- …таким образом, считаю, что нам следует
активизировать работу по
самообеспечению и
самофинансированию. Но это не должно быть самоцелью. Одновременно с этими мы
должны решать и другие задачи. В частности, правительство и полиция, а также крупный
промышленный капитал, государственные
чиновники, латифундисты – никто не должен чувствовать себя спокойно. Они все
должны трястись от страха, что к ним придём мы, «Тупамарос»! Никакие
материальные и финансовые средства не могут быть скрыты от народа, а значит, от
нас! Но это ещё не всё! Главное здесь – демонстрация силы Организации!
Похищения, шантаж, требования выкупов, постановка условий, организация
подпольных народных тюрем…
Мы не хотим крови и никого не собираемся
убивать. И я запрещаю это, за исключением случаев самообороны и разрешений,
которые предусматривает система конспирации. Но…угрожать, угрожать и ещё раз
угрожать тем, кто является главной причиной народных бедствий!
Кроме того, мы должны обеспечить и международный
голос Движения. Один из способов – это похищения иностранных дипломатов и
специалистов, работающих, по крайней мере, на территории страны, выдвижение
умных требований за их освобождение.
С идеологической точки зрения, - Сендик
выразительно посмотрел на Аги, - с идеологической точки зрения очень важно,
чтобы в плен к нам попадали олигархи, а также связанные с ними люди и агенты
иностранного влияния. При этом, при выборе «целей» следует точно и грамотно оценивать степень их виновности перед народом, а при
необходимости оперативно менять однажды
выдвинутые нами требования.
Сендик вышел из-за стола, достал из-под него толстую коричневую
папку, вынул из неё пачку листов с
машинописным текстом. Затем, каждому из присутствующих раздал текст документа с
заголовком «План «Сатана» и продолжил.
- Мы, те руководители Движения, которые
участвовали в разработке этого плана, предлагаем вам сейчас ознакомиться с этим
документом и высказать: своё мнение, свои замечания и предложения по плану.
Заканчивая информацию, я хочу сказать: подобные
акции приносят гораздо больший эффект и гораздо сильнее уязвляют власть, нежели
мелкие атаки на улицах столицы, которыми мы прежде досаждали правительству. Это
не значит, что мы отказываемся от прежних методов борьбы. Они тоже были
эффективными. Но это значит, что к прежним методам мы присоединяем новые, не
менее, а наверняка более эффективные. Прошу вас, документ, естественно,
секретный, за пределы этой комнаты не выносить, сдать после изучения. Сейчас,
курящие - могут сделать пятнадцатиминутный перерыв, кто хочет на воздух -
пожалуйста. Альваро! Я знаю, что вы курящий, но я попрошу вас остаться для охраны документов.
Альваро привстал и кивнул Бебе в знак согласия.
Присутствующие потянулись на улицу. Там, на территории, были каменные,
устеленные красивыми пледами скамеечки, над которыми растянут тент на толстых
кольях из нержавеющей стали. Красиво.
Курили, молчали, созерцали море, до которого
было шагов сорок. Разговаривали о пустяках,
и о личном.
И не было ни одного человека, включая Люсию
Тополански, который не заметил бы красоты и изящества Аги. К тому же, все
знали, что она умна и образована. Всё это вызывало всеобщее восхищение этой
женщиной. Не потому, что она была молода, красива, изящна, утончена, и могла
при этом быть мужественной и жёсткой. Не потому, что была среди руководителей
не последним человеком. А так - без лести, зависти – искренно, по-доброму,
по-человечески.
Перерыв подошёл к концу и «камарилья» незаметно,
по конспиративной привычке, по одному, постепенно, собралась в гостевой комнате кантона.
Некоторое время все внимательно изучали
документ. И когда Сендик посчитал, что для ознакомления времени достаточно, то
выложил перед каждым список тех, кто
потенциально мог стать мишенями
акций.
Альваро читал и только теперь понимал, для чего
был приглашён именно он, а не кто-то другой: скорей всего, он будет назначен руководителем
новой колонны или группы, которая и будет готовить и осуществлять многие из этих акций. В списке
были фамилии таких «акул», что дух захватывало от перспектив! Тут и средней
руки правительственные чиновники, и полицейские руководители, и крупные
бизнесмены, и землевладельцы. И даже иностранные дипломаты. А вот и ещё:
банкиры, владельцы газет, судьи и прокуроры, иностранные советники полиции и
правительства, самые богатые люди страны, бывшие и действующие министры
правительства, представители крупных компаний, латифундисты…
Альваро оторвался от этого увлекательного для
него чтива только тогда, когда к нему подошёл Ньято.
- Вижу, вы поняли своё предназначение, Альваро?
- Да уж…Понял…- не то недовольно, не то тягостно
произнёс Альваро.
- Понимаю ваш тон. И, тем не менее, вот
возьмите, почитайте на досуге. Дома, когда вам никто не будет мешать. Пару дней
мы вас беспокоить не станем. Ну, а уж потом…
Альваро машинально взял в руки брошюру на испанском языке и прочитал
название:
«Захват заложников, угрозы и шантаж»
Ниже было пропечатано: Пособие для бойцов ЭТА. Барселона, 1962 г.37
- Спасибо, Ньято.
- Я знаю, у вас богатый боевой опыт. И лучшего
человека для этих акций нам просто не найти.
Лицо Аги было непроницаемым. Но только она знала, что в
этот момент происходило в её душе, в её
сознании.
Альваро окинул взглядом присутствующих.
- Я всем благодарен за доверие. Не подведу.
Все молчали, понимая, что предстоит нелёгкая и
опасная работа.
Сендик тоже подошёл к Альваро.
- С вами, Кастильо, мы встретимся ровно через
два дня. Будьте готовы. Время и место встречи вам сообщат. Ну, а остальным
задача продумать всё в соответствие с новым планом и не ослабляя работы по уже
имеющимся направлениям, включить в план новые мероприятия и акции. Но не забывайте:
конспирация и согласование, взаимодействие и безопасность…
Всё! Красивая жизнь закончена! Медленно, попарно
и по одному, постепенно расходимся, разъезжаемся. Первыми уезжают Аги и
Альваро. Далее - Ньято, потом – я. Бидегайн определит дальнейший порядок убытия
и действия охраны. Совещание окончено. Всем до свидания…
И Бебе присел на свой стул к столу…
Альваро спрятал брошюру во внутренний карман пиджака, в знак
прощания, молча, поднял руку и подошёл к Агнешке, чтобы по-джентельменски
помочь ей выти из-за стола.
Когда они вышли, Рассер уже был за рулём
«Мустанга».
Машина, мягко заурчав, поехала по утрамбованной
песчаной аллее и, выехав на асфальтированную дорогу, рванула, набирая скорость
и взрезая встречные потоки воздуха…
Из главы
«МИГЕЛЬ»
Домой Аги и Альваро в этот вечер вернулись
раньше обычного. Как полагается – не вместе. Первой пришла Аги. Примерно через
полтора часа после её прихода явился домой и Альваро.
Мигель, как всегда восторженно и с любовью,
встретил родителей, а потом, успокоившись
после ужина, лежал на топчанчике в своей комнате и читал книжку.
Аги заглянула в детскую. Мигель мгновенно
оторвался от чтения и, улыбаясь, спросил:
- Ты что-то хотела, мамуль?
- Нет, нет, сынок! Отдыхай! Я просто хотела тебя
видеть. Ведь мы так мало бываем вместе.
- Мам, не уходи, посиди со мной немного.
Агнешка прикрыла за собой дверь детской, подошла
к топчанчику и присела на его краешек.
- Что ты читаешь, сынок? Интересно?
Мигель вложил в книгу закладку – фантик от
конфеты - и повернул книжку обложкой так, чтобы мать могла видеть название и
автора. Аги прочитала, и ей стало не по себе. Но и удивление зашкалило до такой
степени, что отразилось на её лице - лице человека очень выдержанного по
определению. На зелёной обложке, жёлтым теснением жгло глаза название: «Психология народов и масс», Гюстав Лебон, Берлин,
1906 год.
- Господи, милостивый! Мальчик мой! Вот, рядом,
на полке, лежит замечательная книга, от которой все мальчишки мира всегда были
в восторге! Зачем ты это читаешь? И где ты это взял?
- Купил на книжных развалах Саранди. Мамуль! А
что такого? Что случилось? Ведь это книга по психологии. А ты сама мне всегда
говорила, что нужно больше читать книг по психологии, чтобы понимать людей…
В памяти Аги пронеслись ужасающие картины
концлагеря «Аушвиц», и сами собой начали всплывать строки из книги Лебона,
которую она читала лет десять тому назад:
«…поэты и
философы… крайне невежественные относительно…истории…душевного строя человека и
законов наследственности…бросили в мир идею равенства людей и рас…»
«Нет ни
одного … человека, … который бы не знал, насколько ложно химерическое понятие о
равенстве людей…».
«У веры нет
другого более серьёзного врага, чем вера».
«Сторож на
железной дороге, который ест беззаботно свою натертую чесноком корку хлеба,
может быть бесконечно счастливее миллионера, осажда́емого заботами».
«Кто умеет
вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же
стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».
- Сынок,
скажи мне, неужели тебе нравится читать такое? Ведь психология – это серьёзно.
И потом, в твоём возрасте мальчикам всегда больше нравились другие книжки.
- Мама! А
как ты считаешь, – вопросом на вопрос продолжил разговор Мигель, - мальчик в
четырнадцать лет должен знать древний польский диалект и ещё пять иностранных
языков в придачу? Ты ведь сама меня учила серьёзно относиться к знаниям, к
образованию, просвещению? Или я всё это придумал?
- Да,
сынок, верно. Но я ведь никогда не заставляла тебя читать любимые книги изверга
- Адольфа Гитлера! Ты знаешь, что это настольная книга этого зверя?
- Именно
поэтому, мама, я взялся читать эту книгу. Я хотел и хочу понять начало этого
зверюги. Как он стал тем, кем стал? Почему и сегодня фашисты не унимаются,
поднимают голову? Почему они стараются влиять на нас, почему они нам угрожают и
как они используют то, что было надумано ещё много лет тому назад?
Агнешка в
который раз смотрела на сына с нескрываемой гордостью и беспокойством:
«Боженьки правый! Не верю! Неужели это мой сын? Вундеркинд, умница! Как бы это
не навредило ему в жизни…».
- И
всё-таки, мой хороший, мой умный сын! Я прошу тебе, будь осторожен! Я не хочу,
чтобы ты воспринял, как истины то, что написано в этой книге, хотя там и
написано кое-что очевидное. Но упаси тебя Господь неправильно воспринять то,
что сделало Гитлера Гитлером, впитать это в себя!
- Ну, мама,
Гитлера Гитлером сделала не только литература его любимого Лебона. И ты это
прекрасно знаешь.
Агнешка
сняла с полки книгу, прочитала название и, протягивая её Мигелю, попросила:
- И
всё-таки, сынок! Лучше читай вот такое, чем то, за что взялся.
Мигель
посмотрел на обложку, и на его лице мгновенно возникла ироническая улыбка.
- Мамуль!
Но ведь это тоже одна из любимых книг Гитлера!
Аги перевернула обложку книгу, на которой было
название «Виннету - вождь апачей» и прочитала:
Карл Май…
Ну…Не может
человек знать всего на свете! И на её лице появилась некоторая растерянность.
- Прости, я не
знала, что и это написал человек, книги которого впоследствии стали любимыми
книгами военного преступника.
- Ничего мама,
бывает. Кажется, я давно уже стал понимать, что в этой жизни бывает всё.
Я даже начинаю
понимать, что не всё правильно в том, что делает «Тупамарос». Но я не обсуждаю
это. Ни с вами, ни с кем бы то ни было…
Аги взяла Мигеля
за руку и, поглаживая её, тихо произнесла:
- Ты стал совсем
взрослым, сынок…
Из главы
ОПЕРАЦИЯ «ВОЗМЕЗДИЕ»
- Ну, кто такие Чаркерро и Лопес – вы прекрасно осведомлены. Сегодня
мы знаем об этих палачах практически всё.
Аги закурила сигарету и глубоко затянулась её ароматным дымом.
- В конце концов, нам не составит труда
пристрелить их прямо на улице.
- Вы с ума сошли! Кругом люди, машины, движение,
может пострадать кто-нибудь из тех, кто не относится к операции! Да и для самих
это не безопасно!
- Не волнуйтесь, Ньято. Никто из горожан не
пострадает. Мы же доводили до вашего сведения детали этой операции. Но уверяю
вас: всё будет ювелирно точно. И по времени, и по месту действия, и по
исполнению.
Аги уверенно парировала сомнения Уидобро.
- Ладно, - махнул рукой тот, - я всех участников
операции знаю лично. Замечательные ребята, прекрасные, стойкие и умные
тупамарос!
А вот лично вам, Аги, я бы рекомендовал в операции не участвовать. Я имею в виду её
боевую часть: всё-таки, не женское это дело.
- Послушайте! Что значит, не женское? А
вообще-то, революция – дело женское? В конце концов, я не последний человек в
Движении, и не хватало ещё упрёков в мой адрес со стороны рядовых членов
Организации, что командовать, мол, легче, чем исполнять. Пусть посмотрят в деле
и на меня. Личный пример – прежде всего! А уж вы - будьте спокойны: я не
подведу. Да, и подставляться – тоже не стану. Или вы сомневаетесь? Я что, не
доказала свою способность к боевым действиям, участвуя в других, не менее
опасных предприятиях?
- Хорошо, хорошо! – примирительно выставляя
ладони вперёд и как бы защищаясь ими, поспешил согласиться Ньято, зная
неуступчивый характер коллеги. - Что ж, удачи вам! Только…только будьте
осторожны…
…На пересечении проспектов Италии и Артигаса
было обычное для этого перекрёстка интенсивное движение. «Крайслер», в котором ехали Чаркерро и Лопес
с одним из инструкторов полиции из штатовского
Агентства по Международному развитию,
довольно медленно двигался в потоке машин, и уже вышел на проспект
Италии.
Далее, он должен был свернуть на проспект
Артигаса, к морю – на ту самую дорогу, которая вела к печально знаменитой тюрьме Пунта-Карретас.
«Десятка» тупамарос, которой было поручена
акция - а в ней принимала личное участие
и Аги - хорошо знала этот маршрут: агентура сработала чётко и заранее
предупредила о поездке высокопоставленных палачей.
Аги, в одежде монахини, следовала за
«Крайслером» на стареньком, но юрком «Фольксвагене». Чуть в отдалении, чтобы не
обнаружить слежку.
В
кармане, пришитом изнутри левого
широченного рукава монашеской мантии, покоился семизарядный «Леди Смит»
двадцать второго калибра, которым Аги владела в совершенстве: с пятнадцати
метров она попадала в «яблочко»! Такой уж она была. Почему? Да потому, что,
когда она стреляла из револьвера или пистолета, то неизменно видела перед собой
лоб изнасиловавшего её когда-то гитлеровского палача: промахнуться было
невозможно!
И она не промахивалась. Ни разу…
«Крайслер» перестроился в левый ряд и, подъехав
к перекрёстку, остановился на красный свет светофора. К этому моменту
«Фольксваген» Аги был уже у него «на
хвосте».
Впереди, за перекрёстком, старенький «Фиат» встал поперёк дороги и перекрыл всем
движение: что поделаешь – не вовремя заглох мотор!
Слева и справа, на перекрёстке, по проспекту
Артигаса, первыми на движение стояли русская «Волга» и «Форд Пинто». Это были ребята из «Десятки».
Аги вышла из машины и уверенно направилась к
«Крайслеру». Заглянув в окно салона, она аккуратненько, пальчиками, как бы
игриво, постучала по стеклу окна.
Лопес сально пошутил:
- Монахиня просится к нам на колени…
Это была его последняя шутка: водитель
опрометчиво нажал кнопку стеклоподъёмника, приоткрыв более чем наполовину, окно
машины. Этого было достаточно: в момент Аги направила в салон автомашины свой
«Леди Смит». Два выстрела прозвучали, как лай бульдога под подушкой! Чаркерро и
Лопес обмякли на сиденьях салона: у обоих – у одного из виска, а у другого со
лба – медленно заструились ручейки крови…
Аги бросила пистолет в салон и не торопясь, внешне
спокойно, направилась к своему
«Фольксвагену». Сев за руль и не обращая внимания на застывших от страха
водителей других автомашин, стоявших в пробке, она развернула свою машину через
полосу встречного движения и спокойно повела её по выделенной полосе,
постепенно набирая скорость.
Взвизгнули, буксуя на асфальте, колёса четырёх
легковушек с тупасами, и они тоже помчались назад, по проспекту Италии, до
перекрёстка с улицей Боливии, а там - разъехались на все четыре стороны: так
было предусмотрено планом операции.
Всё прошло быстро, буднично и как-то довольно
спокойно: никаких эксцессов, никаких преследований. Лишь лёгкое возбуждение
от уже привычно содеянного. Было даже,
как-то жаль, что всё так быстро кончилось…
Весть о нашей акции мгновенно разнеслась по
городу. Искали монахиню. Но кто она –
никто сказать не мог. Полиция, как всегда, «сбилась с ног», бурно имитируя розыскную деятельность. На самом деле, никто
никого толком и не искал: к этому времени полиция уже знала, что искать
бесполезно. Она занималась другим: медленно и скрупулёзно изучала Организацию
изнутри…
А потом…А потом, Володя, была операция «Гомиде».
Это была последняя моя акция, в июле
семидесятого…
- Почему
«последняя», Альваро?
Уругваец нервно, несколько раз, затянулся
«Примой», обжигая жёлтые от никотина пальцы, и выбросил «бычок» в сторону.
- Да потому что, Володенька, всё для меня на
этом и закончилось…
Он замолчал надолго, очевидно переживая заново
всё то, что довелось ему испытать после ареста. На его душу тенью прошлых испытаний
легла тяжелейшая безнадёга, которую испытывает
любой человек, познавший одиночную
камеру, зверские пытки и отлучение от родины.
- А впрочем, довелось мне участвовать ещё в
одной операции, которую подготовили и провели тупамарос – в знаменитом побеге
из тюрьмы «Пунта-Карретас». Но только участвовал я в ней изнутри, как и все,
кто тогда, шестого сентября семьдесят первого года, совершил этот знаменитый
побег…
- И что, вы даже не представляете, что до
сентября семьдесят первого и после
вашего побега делали тупамарос в стране?
- Ну, как тебе сказать, Володя. До нас доходила
информация, там в тюрьме. Конечно, без деталей и частностей. Но в целом мы
знали обо всём, что делали наши товарищи. А вот потом…Потом мы бежали из страны
и нам, честно говоря, было не до информации о делах Организации. Доходили
какие-то обрывочные сведения. Но я старался не воспринимать их: слухи и сплетни
я никогда не собирал. А эта информации как правила была лишь такого характера…
- М-да…
Мы помолчали немного, и я стал расспрашивать
уругвайца о том, что это была за «Операция
Гомиде» и как так случилось, что
он попал в лапы полиции…
Из главы
ПУТЬ
В МИР НАДЕЖД
И РАЗОЧАРОВАНИЙ
Всё, что произошло шестого августа семьдесят
первого года, казалось фантастикой и Агнешке, и Альваро, и особенно Мигелю…
Они встретились в кантоне Эль Чорро, недалеко от
Мальдонадо. Так уж случилось, что Мальдонадо стал для Альваро и пунктом
отправления в уругвайскую жизнь, и пунктом прощания с ней.
Место было относительно спокойное и, кажется, здесь не было ни полиции, ни
войсковых или флотских подразделений. То есть, они, конечно, были, но их
активность в этом районе была совсем не такой, как в Монтевидео или в его
окрестностях. Но это вовсе не означало, что можно было расслабиться и не опасаться
происков пачековцев.
Честно говоря, Альваро и не представлял себе,
что делать дальше. Он был в некоторой растерянности, но старался этого не
показывать окружающим его пятнадцати товарищам и их родным и близким. По
решению руководства именно эти семьи наиболее активных членов Движения должны
были отправиться в эмиграцию в СССР.
Мигель был в некоторой мечтательной
раздумчивости: он не спрашивал, куда они направляются, потому, что давно привык
к внезапным переездам и конспирации. Но ему казалось…Нет, он предчувствовал
что-то очень увлекательное и интересное.
И только Аги была озабочена, потому, что
понимала, что ещё ничего не кончилось. Эль Чорро был в то время богом забытый
район Уругвая, даром, что совсем недалеко от города Мальдонадо.
Но с другой стороны, как рассуждала Аги, это
было и хорошо: меньше посторонних глаз.
У тупамарос везде были свои люди, преданные их
делу. И в эти трудные дни нашлись и те,
кто помогал Движению безоговорочно.
Альваро ни о чём не спрашивал Агнешку. А она
никому, даже ему, своему мужу, ничего не объясняла. В их кругу было не принято
задавать лишние вопросы, и все просто смотрели на неё с надеждой. Смотрели и
ждали, когда она что-то предпримет. Доверяли ей, как самим себе.
…А Аги – Аги ждала катер береговой охраны во
главе с корвет-капитаном Эрейрой.
Капитан давно был в Движении, но по договоренности никогда не участвовал в
крупных делах тупамарос, потому, что его берегли для особых заданий. И вот,
кажется, такое время наступило. Его катера береговой охраны контролировали достаточно
большую морскую зону от Лагуны Ивы на востоке и до пляжа Чихуахуа на самом
западе Пунта-дель-Эсте, что под Мальдонадо. Однако Эль Чорро не входило в зону
его ответственности, и здесь корвет-капитан шёл на явное нарушение, а значит и
на явный риск быть уличённым в связях с «Тупамарос».
День прошёл в тревожных ожиданиях. Никто не
спал, хотя, Аги никому ничего не объявляла: меньше знают – лучше для всех.
Ночью к берегу подошли два ботика, с тихо урчащими дизельками.
Потихоньку перевезли всех на катер: пришлось сделать четыре рейса.
Расположились кто и где смог, поскольку катерок береговой охраны был довольно
маленьким.
- Доброй ночи, Терри, - Аги появилась за спиной
у Эрейры так тихо, что он невольно вздрогнул, - как наши дела, всё ли так, как
договаривались, всё ли по плану?
Терри Эрейра, по-офицерски молодцеватый и
подтянутый, так же, по-офицерски, лаконично, ответил Аги:
- Так точно. Всё по плану. Идём в нейтральные воды. Там нас будет ждать
советский танкер «Балтика», который доставит всех вас на Кубу.
- Как вам это удалось, Терри? Неужели у вас есть
связи даже с Политбюро ЦК КПСС?
- У меня - нет. А вот у моих друзей, с которыми я учился в ГДР –
есть. Но не думаю, что они вам помогут так, как помогают мне. Да, и не это
сейчас главное. Сейчас важно, чтобы мы спокойно дошли до нейтральных вод и
перегрузились. А потом будет важно, чтобы моё исчезновение с патрулирования
закреплённой за мной морской акватории не было замечено береговой охраной.
Иначе…
- Не продолжайте, Терри. С береговой охраной всё
тоже договорено…
- Ах, Аги, Аги! Завидую вашему мужу! Вы везде
успеваете! Такая деятельная, такая, красивая, такая смелая!
- Благодарю Вас, Терри! Только вот, я не завидую
моему мужу. Особенно после пачековской тюрьмы…
Эрейра осёкся и произнёс тихо и деликатно:
- Простите, Аги, я как-то об этом не подумал. Но
знаете – всё будет хорошо. Во всяком случае, я вам и всей вашей семье этого
желаю от всей души…
- Ничего, Терри, ничего. Спасибо. Будем
надеяться на лучшее…
***
Перегрузка в нейтральных водах прошла быстро и
без суеты. Море было тихим, спокойным. Лишь изредка набегала волна, которая
даже не покачивала большущую «посудину»
– танкер «Балтика». Аги не знала, да и не хотела знать, как он очутился в
нейтральных водах близ Уругвая и почему он взял на борт семьи пятнадцати
активных членов тупамарос. Главное, что всё это произошло. И конечно, не по
воле и связям фрегат-капитана Эрейры.
Благополучно прибыв в Гавану, танкер стал на
дозаправку и дозагрузку. А тайные пассажиры были приняты кубинцами.
Нет, никто из кубинских лидеров не принимал
тупамарос, как революционную союзническую силу. И все разговоры о межпартийной
солидарности были только разговорами. Начались первые разочарования. Но разве
Аги не понимала, что они для кубинских коммунистов, так же, как и для русских,
террористы?
Вот тогда-то, ещё там, на Кубе, и начались
терзания Аги. Альваро как-то не думал об этом. Тем более не думал о подобном
мальчишка, Мигель. Ему, пацану, просто было всё интересно и познавательно. Но в
глубине души, он чувствовал, что что-то не так. Но понял он, что всё не так,
намного позже, даже, несмотря на своё вундеркиндство. В СССР ему всё стало
понятнее и явственнее, за что они боролись там, в Уругвае…
Из главы
АЛЬВАРО
Я уезжал из Лебединого, из этого, казалось,
райского уголка. Здесь жил когда-то один
из моих лучших солдат, жили его родители. Здесь все они обрели…нет, так и не
обрели… вторую…третью…родину.
Кто они, эти люди? Хорошие или плохие, достойны
ли они уважения и любви? Не знаю…
Вы уж решите сами.
Перед отъездом, я в последний раз ступил одной
ногой в Донскую протоку, впадающую в Таганрогский залив, радуясь реке, морю,
солнцу и ветру и печалясь судьбе семьи Кастильо-Косински.
Альваро конопатил смолой лодку, а я глядел на
него и понимал: кощунство быть весёлым там, где горе и боль. Да и не до веселья
было: грустное оно дело, расставание…
И я глушил в себе мирскую радость - радость от
обычной лучезарной повседневности, стараясь внимать душе Альваро, оставшейся на
веки в Монтевидео. Я понимал, что здесь, в Лебедином, он одинок и одинок
безмерно. И ощущал в себе его боль, его тоску, печаль и растерянность перед
этой необъяснимой жизнью.
Альваро перестал работать, бросив палку с
тряпкой в ведро со смолой, и помахал мне ладонью.
Я смотрел на него, такого немногословного в
быту, угрюмого, и видел, как сверкали на его висках пряди местами поседевших
волос. Он скупо улыбался мне, показывая свои некогда белоснежные, а ныне уже
прокуренные, жёлтые зубы. А я, улыбаясь ему в ответ всей моей душой, всё ждал,
что он меня остановит и скажет: «Может, пожил бы ещё у нас, сынок?».
У кого «у нас»? Ведь никого уже кроме Альваро
нет…Да и его – тоже…
Но Альваро молчал. А его душа…Она казалась мне
темнее ночи. Да, она и была-то, судя по всему, темна, как корабельный трюм…
Его судьба и раньше и теперь – она, как каторга
на чужбинных берегах, как рабство на галерах.
Теперь его планидой стал седой Азов, смолёный
баркас на берегу и этот русский «рай», которого глаза бы его не видели.
И остались ему лишь печаль, сны с зовом предков
и воспоминания о милом сердцу, родном
Уругвае.
Не знаю, жив ли он теперь? Но в той сторонке
мне, видимо, уже не побывать, как, наверное, никогда не побывать и в Уругвае…
Но кто знает? Ведь говорят же «никогда не говори
никогда»…
________________________________________________________________________________
© Повесть
«Уругвайская история.Выбор», Владимир СПАСИБЕНКО, 2009-2017
© Copyright: Владимир Спасибенко, 2017 Свидетельство о публикации №217112101093
